Читаю тут “Русскую идею” Бердяєва з його описом історії розвитку роійської думки/духу і пасажами типу “більш м’які народники замінились жорсткішими марксистами” або “в 70і відбувся перехід від матеріалізму до позитивізму”, або навіть про індивідуальні борсання тих чи інших людей від одного філософа до іншого і суперечки між гуртками – і думається, що зараз тому і нема якихось яскравих літературних або філософських угрупувань, та і взагалі культурно-філософський простір значно блякліший і нудніший, що пропав діалектизм (чи навіть діалогізм) – нема, з ким боротись – навіть з державою толком не поборешся, тому що із дракона вона перетворилась на слизьку огидну жабу, а в усьому іншому так взагалі лав, піс і постмодернізм. Раніше був діалог (хай навіть і суперечка), тепер – багатоголосся. Коли істина плюралістична, і по дефолту якщо і не всі праві, то принаймні можуть бути такими – звісно, сперечатись можна, але жодна суперечка, жоден новий голос не стануть, як говорить Бердяєв про російську інтелігенцію 19 століття, “релігією”, “тоталітарним” цілісним світоглядом – немає сенсу сперечатись, коли всі рівні, але без внутрішньої динаміки і борсання заледве може народитись щось, що справді виб’ється з іншої “рівності”.

Хоча, постмодернізм я все одно люблю і себе ідентифікую як людину швидше його складу, ніж будь-якого іншого.

Лондон, 15.01

15, Вестминстерское аббатство и Сент-Пол

(емоційне з блокнотику)

Вестмінстерське абатство абсолютно неймовірне.

Там дуже-дуже красиво, і чимось воно все одно відрізняється і від Риму, і від Флоренції.

Зовсім біля входу там лежать Дарвін і Ньютон. Є “куточек поетів” – Остін, Діккенс, Байрон. А взагалі-то там – всі королі і королеви. Багато окремих каплиць, саркофаги. А ще сади. Яка там зелена трава і листя! Ніби квітень. Сади, правда, швидше можна назвати галявиною, але там дуже спокійно – розумію, чого ченці там відпочивали. 

І ми потрапили на службу. Там є брошурки з регламентом – хто що робить, коли священик говорить або щось робить, коли паства – і текстом молитов. Ми трошки запізнились і підійшли якраз к потисканню рук – знаєте, ця традиція, яку я бачила і в католицькому храмі, коли всі присутні просто повертаються і потискають одне одному руки, до кого можуть дотягнутись, іноді говорять щось хороше, іноді просто усміхаються – всі усміхаються. Дивовижно, як так, що Вестмінстер є туристичним центром, але залишається дієвим храмом – і в цьому нема дисонансу, але є відчуття… ну, присутності, да. Ця особлива атмосфера справді хороших храмів, коли нівелюються конфесійні бряскальця, і храм стає відчувається як місце, де люди і правда намагаються вийти в трансцендентне (не важливо, чи вдається це), а не просто, для галочки. І там було перше в моєму житті причастя. І, боже, там справді є цей настрій, відчуття – піднесення. Там є Бог, і там є любов, зв’язок, що встановлюється між присутніи. Коли потискають рухи, всі усміхаються. Є тепло.

Господи, який же прекрасний Вестмінстер, і ззовні теж. Сьогодні те саме небо Лондона, яке могло снитись. Темно-сірі низькі хмари над Біг Беном і парламентом, і в них – просвіти, яскраві промені, пляма світла, що сходить вниз як на іконах. Після Вестмінстеру це піднесення – не захоплення першого побачення, а щось більш спокійне, але і глибше, щось від міста, щось від Абсолюту, щось ближче до любові, до того відчуття, що залишається глибоко, забирає серце, міняє; щось від знання, що тепер я буду вічно любити це місто, ніби банальне, затерте, рознесене на міліони чужих картинок, але все ще від іншої реальності, недоступної словам, від тієї, де “Бог у дощі”, і нібо натягнуто його рукою – темне, низьке, небо Лондона, під яким хочеться творити і любити.

Вышеприведенные излияния писались в Маке возле Лондон Ая, собственно после Вестминстера, в блокнотике на коленке; после этого мы пошли еще в Сент-Пол. Там впечатляет даже не столько сам храм, как крипторий под ним. Там очень много про погибших в войнах, и, поскольку я все еще была в сильно вздернутом состоянии после Вестминстера, я ходила там, слушала аудиогид про то, что это делается ради памяти и подчеркивания ужасов войны, и меня откровенно тянуло на слезы. 

Нам повезло на служителей: в Вестминстере, когда мы уже совсем в конце не могли разобраться, как выйти, подошли к служителю, седому такому дядечке с обаятельной улыбкой – он порасспрашивал нас, все ли мы видели, а там были? а там? – выход там, поверните налево, а, впрочем, нет, давайте я вас проведу – его улыбка была будто завершающим аккордом, росписью вселенной под документом, удостоверяющим, что эта реальность действительно прекрасна и изумительна; в Сент-Поле, когда мы поднялись из криптории, служитель уже сам подошел к нам и спросил, были ли мы на галерее, я сначала подтвердила, потом поняла, что галерея – это опоясывающий купол «балкончик» и нет, не были – как раз успеваете, еще три минуты – сказал он, и мы чуть не побежали ко входу, в рекордный срок преодолели длиннющую лестницу наверх (спускались мы по-моему вдвое дольше) и попали таки последними наверх, под купол – оттуда потрясающий вид снизу.

Впрочем, если уж говорить про виды, то Сент-Пол вообще щедр на них: что говорить про вид с реки, с Миллениум-Бридж, особенно вечером, когда его купол подсвечивается и действительно все еще задает всю линию рельефа вокруг; но впервые мы шли к нему по Флит-стрит, которая, кстати, очень мне полюбилась (ближе к станции Temple там посреди проезжей части стоит очень милая статуя дракончика) – но тогда Сент-Пол будто прорисовывался, прояснялся в ее конце, и над ним было все то же лондонское небо, к нему ехали эти чертовы красные автобусы – вообще едва ли было что-то лучше, чем первый момент, когда из-за какого-то дома впервые показываются очертания, край стены или купола Того Самого, что ищешь; буквально на подступах к Сент-Полу я к тому же увидела указатель налево на Бартс и Олд Бейли. Не скажу, что внутри там слишком уж красиво или пышно, по крайней мере по сравнению с Вестминстером – нет, но ночью есть мало что столь же красивого, как его купол.

Два утра ездила в забитом метро, смотрела на лица стариков и старух и думала, что в лондонском метро их почти нет - там больше молодые люди, и я рассматривала их, рассматривала балетки женщин и по-шерлоковски завязанные шарфы мужчин (их и правда очень много). Там были потрясающе просто красивые мулатки (одну такую мы увидели еще по дороге из Хитроу, она сидела с распущенными длинными волосами, слегка подкрашенная, безумно красивая, в черном пальто, с пакетом и сумочкой - и в ярких кедах) и чуть менее, но все же очень милые китаянки. 

Лондон, 12-14

Попытки расшифровки собственных блокнотиков привели к тому, что мне стало страшно; если я буду писать полноценный отчет, это потянет на слишком много времени и текста - поэтому будет кусочками.

Писать хоть сколько-то определенные отчеты по ходу действия не выходило: время от времени меня прорывало, и я в каком-нибудь очередном маке доставала блокнотик и записывала туда что-то, но так, чтобы вечером, по порядку прошедшего – нет. Поэтому, памятуя о том, что мне самой было интересно читать, будут личные писки, визги и восторги вперемешку с «матчастью».

Итак, 12-14.

Самое первое впечатление, конечно, метро. Линий тут овердофига, все они пересекаются в самых неожиданных местах, хуже того, одна линия идет далеко не в одно место, и после определенной точки может разветвляться на два-три направления, а с одной платформы могут уходить поезда либо нескольких линий, либо вот в эти вот разные точки одной – в общем, сначала это был шок, хотя привыклось достаточно быстро.

По киевским (да и питерским) меркам метро тут ужасно дорогое, конечно. Методов оплаты несколько – можно купить билет на одну поездку, можно – на день, можно – Oyster Card на 5-7 дней – что-то вроде нашего проездного. Метро тут еще и разделено на зоны – первая-вторая центральные, дальше – по мере удаления – и стоимость билета/карточки зависит от того, в каком количестве зон ты будешь кататься. Карточку/билет соответственно нужно скармливать автомату и на входе, и на выходе.

Станции есть самые разные. Есть классические такие, выложенные плиткой. Есть почти классические – тоже с плиткой, но мозаично-абстракционистской. Есть вообще такие вот себе пост-апокалиптические, с трубами, лифтами, длинными эскалаторами и драматичной подсветкой. Большинство станций по киевским (и питерским) меркам очень неглубокие, но есть такие, с которых выбраться можно только на лифте (на Russel Square, например, табличка у лестницы предупреждает, что там 175 ступенек, поэтому использовать ее нужно только в случае emergency).

В метро – кучи афиш мюзиклов. Время от времени натыкалась на JCS – там для мартовского захода такие драматичные черно-красные постеры, на большей части которых изображены, правда, Каифа (кажется) и Магдалина. С Минчином и Иисусом не видела, кажется, ни одного.

Запись от 12:

Первое впечатление от Лондона – он именно такой потрясающий, как о нем говорят – и даже чуть лучше. Абсолютно ни на что не похожий. Когда мы после заселения приехали на Piccadilly Circus, я вышла из метро и увидела этот огромный экран из первой серии ДК, заставки Шерлока етс., от меня можно было услышать только невнятное счастливо-истеричное пищание, которое продолжалось почти всю прогулку.

На нужную станцию гостиницы мы попали только с третьей попытки.

(К слову, мы жили в Вестминстере, буквально станции за четыре от Бейкер-стрит).

Собственно гулять мы вышли уже затемно, и Лондон решил порадовать моросящим дождиком. Дошли до Leicester Square, где новую порцию писков вызвала афиша «Хоббита» на Одеоне, оценили издалека фонарики Чайна-тауна, потом прошли до Трафальгарской площади (я опять долго пищала) и назад в Чайна-таун питаться. Дома я ни за что не стала бы есть курицу под сладким соусом, а тут ничего.

В номере умывальник в комнате. С пробкой и двумя отдельными кранами, с ума сойти. А еще розетки, абсолютно не пригодные для употребления (адаптер мы купили очень быстро в первом встречном магазине техники, как оказалось позднее, они продаются еще в значительном количестве сувенирных лавочек).

Как оказалось, если с пассивным английским у меня все отлично, то вот с активным как-то… разложилось. Слушать сериалы оказалось совсем другим делом, чем билетера или мальчика из Старбакса; сказать, что мне надо, я, конечно, могла, но особенно первые дни я вместо английских слов вспоминала немецкие, несколько раз ляпнула und вместо and, square приходило в голову значительно позже, чем Platz или даже  Ort – катастрофа у меня с разговорным английским, в общем. Коммуникационного барьера это на самом деле не создавало, но мне было за себя очень стыдно.

Запись от 13 в блокноте:

На площади с видом на Биг-Бен, Лондон Ай и Вестминстерское аббатство – интенсивное, почти до истерики, ни с чем не сравнимое счастье.

В James Park возле Букингемского – наглая, почти ручная серая белка карабкалась по штанам тех, кто ее кормил.

Холодно, много людей, хорошо.

В National Gallery есть Ван Гог. Можно было только порадоваться, что хватало времени спокойно постоять и посмотреть, потому что там были Подсолнухи. И Стул. А вообще-то он там висит рядом с Гогеном, и этот факт не оставляет меня равнодушной. Возле Ван Гога мы зависли на добрых минут двадцать – все же никого я не люблю больше.

British Museum за один раз обойти не успели. Оценили мумии, а потом еще возвращались отдельно в индийско-китайскую «секцию»: там очень много буддийско-индуистских статуй, статуэток и прочей красоты.

Здесь все одеваются просто жутко холодно. Часто самая теплая часть одежды – это вязаные шапочки и рукавички, а в остальном… но ладно еще одежда (температура была около нуля). Но обувь. Балетки! Балетки на босу ногу в середине января, черт возьми! После этого туфли на тонкие колготки (это все метро, на всякий случай) и на босу ногу же кеды, так же, как и бегуны в парках в шортах и футболках – шокировали уже меньше.

14.

В Natural History Museum порадовали динозавры. А еще отдельный зал с минералами – там я поняла, что Аркенстоун – это опал, уж больно похожи))

В Victoria and Albert Museum всего очень много, но не скажу, что сильно впечатлило. Больше всего, пожалуй, тоже порция будд и индийской одежды.

Science Museum очень просторный (впрочем, у них вообще там пространство не экономят); больше всего запомнились старые поезда, самолеты – включая те, которые еще больше похожи на вешалки – и всякое космическое.

Вечером были на Phantom of the Opera – what we saw from the cheapest seats, правда. Там очень много театров, каждый из которых крутит только одну пьесу или мюзикл. Они очень старые, в этом вот мы взбирались на свой балкончик по узкому боковому проходу, едва ли не винтовой лестнице, и сам Призрак там был бы как раз вполне уместен.

Сам мюзикл поставлено потрясающе. У них отличный вокал, они полностью затягивали, но отдельная порция восторгов, пожалуй, достается декорациям. Они менялись в считаные секунды затемнения от комнаты Кристины с зеркалами до подземелья с множеством свечей и даже лодкой – ничуть не хуже, чем в фильме – а это – на «комнату» Призрака с решеткой на заднем плане; в сцене на крыше будто действительно открывался вид на город с перспективой и глубиной.

Цитатой из блокнота (насколько я могу ее расшифровать)

Шерлок неймовірно лондонський. Тільки зрозуміла, наскільки же там концентрат духу міста – після чого мені якраз і захотілось передивитись всі шість серій одним махом. Звісно, я не можу не згадувати, що отут от були Роза і Дев’ятий, а отут Шерлок і Джон прийшли в музей в другій серії (мені навіть здавалось, що я бачу китайські чайнички і чашки, схожі на ті, в кадрі).

А коли я бачу Біг Бен і парламент, особливо вночі, я згадую, як вони взривались у V for Vendetta.

В музеях підлітки і діти роблять замальовки. В природничому – іноді лежачи на підлозі, в V&A – поставивши стільці довкола статуї; і я заздрю їм.

Сьогодні були і сніг, і дощ. Перед початком “Привида” я задрімала в театрі, а в антракті от сиджу пишу.

Ми так і не купили карту (NB від сьогодні: ми її взагалі так і не купили);  орієнтуємось за місцевими вказівками і картами – їх там дуже багато – і нема відчуття, що кудись поспішаємо або губимось. Так здається, що ми довіряємо місту вести, і воно не підводить. Я вже більш-менш орієнтуюсь в Вест-Енді, дивне для незнайомого міста відчуття напрямку. Мені здається, за кожен день я проживаю десять. Я втомлена, але щаслива. Я б хотіла утримати хоч щось від цього відчуття. – Ведь вместо нас всегда возвращается кто-то другой.

Де мій епістемологічний анархізм

Мій ідеальний всесвіт (один із) – той, в якому можна було б всі наукові роботи писати а-ля Акройд. Ну, знаєте, заходять Мірандола, Монтень і Лютер в бар; або якось вирубило у Бонавентури світло – і понеслось. 

Або от п’єса. Там є хоробра Авторська Позиція, яка пробігає на початку, а потім сидить в полоні і страждає. Є прекрасна принцеса Наукова Новизна, дочка короля Актуальність. Декілька відважних лицарів – Філософів-Першоджерел – відправляються рятувати її від злобного дракона Усталеної Наукової Думки, який на неї посягає. Але йому допомагає ціла армія злобної Критичної Літератури. Врешті-решт під їхнім напором від Філософів-Першоджерел практично нічого не залишається, вони розбиті і втратили своїх вірних конів Головні Ідеї; Принцеса майже помирає в муках, але в останній момент, як нормальний deus ex machine, з’являється Авторська Позиція, аргументовано доводить Критикам, що вони неправі, а Усталеній Науковій Думці – що її місце на звалищі; Наукова Новизна врятована, Філософи-Першоджерела ридають від щастя і братаються з Авторською Позицією. В кінці останнім променем світла з’являється Філософія, схвально киває головою і забирає всіх до себе в чертоги Безсмертної Класики.

По итогам перечитывания "Хоббита"

Я никогда не могла по-настоящему вовлечься в мир Толкиена не потому, что он слишком эпичен и монументален, а потому, что из этого следует недостаточная для меня психологичность. Я знаю, что происходит в головах персонажей, но я на самом деле их не вижу - и потому не могу сопереживать, только наблюдать со стороны за историей - хоть и блестящей. Все его конфликты внешние, нет ни внутренних, ни даже настоящих межличностных - где сражались бы люди, а не те идеи, которые эти люди представляют. В фильме, кстати говоря, это попытались как раз разбавить, сценой "Белого совета" и "переговоров" Гэндальфа с Галадриэль, или вот заострив динамику отношений гномы-эльфы, Бильбо-гномы и Бильбо-Торин: в книге я не увидела как настолько резкого отторжения Бильбо, так и, конечно, принятия (ну да, мне не хватило обнимашек): просто после некоторых приключений заявляется, что "его стали уважать". Ну так вот. Именно в этом смысле Толкиен остается очень сказочным, ведь его главная цель - рассказать историю. 

С другой стороны, он умеет быть ужасно реалистичным - именно о таком до-жестокости-реализме я писала не так давно применимо к другому. Не вдаваясь в психологические глубины, Толкиен умеет не просто показать темную сторону героев - но сделать их по-настоящему неприятными. Я имею в виду, ну вот Доктор, например. Вот был Тайм Лорд Викториус - страх и ужас, Доктор делает очень-очень неправильные вещи, но при этом его все равно, не знаю - оправдываешь? понимаешь? не перестаешь уважать? Вот это последнее, может, самое важное: Доктор остается Доктором, его все еще любишь, уважаешь, ждешь, пока его приведут в порядок, и, если чувства зрителя к нему и меняются, то скорее в сторону – о, как захватывающе, у него есть темная сторона или о, бедный, ему и так досталось. 

А тут вот есть эльфы, хороший, мудрый народ и все такое – а потом они сначала берут в плен главных героев, абсолютно не разобравшись в происходящем и показывая себя далеко не такими уж мудрыми, а потом тупо хотят денег. 

Есть Торин, который, при всех его недостатках, все-таки “свой” и хотя бы уже поэтому вызывает определенную симпатию – а потом Торина на почве “золотой лихорадки” и фамильной гордости заносит так, что я не могу никоим образом считать его правым или симпатизировать его намерениям – при том, что он все еще остается “свой”, и поэтому болеть вроде как тоже полагается за него (я, например, вполне оправдывала его требования, чтобы эльфы убрались куда подальше, но вот вообще его позиция в этом конфликте меня, хмм, крайне опечалила). 

Вот Бильбо, который вроде как вообще няшка и главный герой, которому сочувствуешь больше всего – но момент, когда он отдал “врагам” Аркенстоун, меня несколько покорежил, потому что, каким бы неправым еще абзац тому не казался Торин и как бы ни хотелось, чтобы ему кто-то вправил мозги, он все еще опять же “свой”, Бильбо на его стороне – и потому, хотя я и могу понять, что он устал, что это не его проблемы и не его война, да еще и с весьма занесшимся лидером, я не могу не расценивать этот финт с камнем как предательство – хотя оно и искупается тем, что он вернулся назад.